С рыбас заговор верхов
Святослав Рыбас. Заговор верхов, или Тотальный переворот
Из печати вышла книга известного писателя и историка С.Ю. Рыбаса «Заговор верхов, или Тотальный переворот» («Молодая гвардия»). Впервые в отечественной исторической публицистике в ней дан системный анализ действующих накануне Февраля сил. Это книга о тайных обстоятельствах и фигурах государственного переворота, совершённого политической, финансовой и военной верхушкой Российской империи. Автор рассматривает природу заговора как проблему взаимоотношений общества и власти. По его мысли, последствия и уроки Февраля ощущаются в современной России до сих пор и не могут не учитываться руководством страны.
Деньги взрывают вечность
Что представляла собой Российская империя в начале ХХ века? Она соперничала с другими великими державами – с Германией, Великобританией, Францией, Северо-Американскими Соединёнными Штатами, Австро-Венгрией. Она не самая развитая в промышленном и финансовом плане, её население далеко не самое образованное и состоятельное, её элита не едина. Однако потенциал огромен, темп развития высок, военная мощь колоссальна, внутренний рынок обширен, культурные и научные достижения бесспорны, предпринимательские круги пассионарны, интеллигенция бескорыстна. Власть сосредоточена в руках узкого правящего класса во главе с монархом, что на протяжении всей истории было вынужденым и объяснялось цивилизационными и географическими особенностями страны, необходимостью сохранить её от распада.
К примеру, император Николай I, говоря об особенностях российского управления, отчеканил, имея в виду сразу всё, и климат, и связность территорий: «Расстояния – наше проклятие».
В целом такая картина: огромные пространства, недостаточная связь центра с регионами, постоянная борьба с холодным климатом, скудные почвы и урожаи, сверхнапряжение населения, колоссальные расходы на оборону, сверхцентрализация. Промышленный переворот вызвал к жизни образованный класс, обслуживающий это развитие и ставший конкурентом существующей системе управления.
Финансовых источников развития мало: экспорт сырья и инвестиции иностранного капитала, внешние заимствования. Соответственно, за ними стоят мощные группировки с разными интересами. Всеобъемлющий образ того времени дал философ Пётр Струве: «Деньги, а не натуральный продукт, взрывают покой вечности».
Со времени Великих реформ Александра Второго изменился состав населения империи. В 1860 году в России было около 20 тысяч интеллигентов, к концу века – около 200 тысяч. Эта армия не могла долго оставаться без стратегии, штабов и командиров. Показательно, что простые люди, обслуживавшие царя и царицу, в политическом плане стояли не на стороне монархов, на выборах в Государственную Думу дворцовая прислуга голосовала преимущественно за эсеров. А ведь эсеры были проводниками и боевиками террора.
Но могла ли коронная власть ждать народного согласия на проведение реформ? К примеру, в 1902 году на заседании губернского комитета гродненский губернатор (будущий премьер-министр) Пётр Аркадьевич Столыпин, говоря о модернизации деревни, подчеркнул: «Ставить в зависимость от доброй воли крестьян момент ожидаемой реформы, рассчитывать, что при подъёме умственного развития населения, которое настанет неизвестно когда, жгучие вопросы разрешатся сами собой – это значит отложить на неопределённое время проведение тех мероприятий, без которых немыслимы ни культура, ни подъём доходности земли, ни спокойное владение земельной собственностью».
Экономическая обстановка диктовала необходимость расширения внутреннего рынка для растущей отечественной промышленности, а сделать это можно было, только включив в активную экономическую деятельность народные массы. Не спрашивая их согласия.
Индустриализация же делалась за счёт сельского хозяйства, аграрный сектор облагался налогами в 3–3,5 раза выше, чем промышленный, что уже упиралось в тупик по причине схлопывания внутреннего рынка. Само по себе перекачивание денег в промышленность («капиталистического паразита», по Марксу) было разрушительно для архаичной массовой культуры.
Банки – конкуренты государства
Противоречия между русскими и иностранными финансово-промышленными группами стали одной из причин крушения империи. Здесь надо учесть одно важное обстоятельство: «Российские банки не были продуктом эволюции российской национальной экономики, напротив, именно они подготовили и проложили дорогу этой эволюции» (Эпштейн Е.М. Российские коммерческие банки (1864–1914). Роль в экономическом развитии России и их национализация.)
Крупнейшие контролировались из-за рубежа: Международный банк и Русский банк для внешней торговли – немцами, Петербургский Частный банк, Русско-Азиатский, Азово-Донской – французами. Так, Русско-Азиатский имел сильные позиции в железнодорожном строительстве и машиностроении, судостроении, военной промышленности, нефтедобыче, угольной промышленности, металлургии; «немецкие» банки – в машиностроении, электропромышленности, металлургии, железнодорожном машиностроении, судостроении.
К 1914 году 55 процентов российских ценных бумаг принадлежало иностранному капиталу, что позволяло председателю Совета синдиката «Продуголь», члену Совета министерства торговли и промышленности Н.С. Авдакову считать российский торгово-промышленный капитал как «силу равновеликую правительству».
Между государством и бизнесом шла постоянная борьба. Возьмём так называемое «Дело «Продугля», синдиката, контролируемого французскими банками (75 процентов всей российской угледобычи). Он применял запрещённые методы конкуренции, вплоть до искусственной приостановки производства с целью повышения цен. Конфликт государства и синдиката приобретал системные размеры. «В 1914 году в своих столкновениях с финансовым капиталом правительство уже чувствовало, что, хотя оно и является распорядителем столь привлекательных для финансового капитала казённых денег, но уже далеко не свободным в своих действиях полновластным их хозяином. В отдельных группах буржуазии в это время заходят разговоры о власти. И вот правительство решает дать бой за свой авторитет. Эффект был неожиданный – вокруг «Продугля» под лозунгом «мы можем обойтись без чиновника» сплотилась вся крупная буржуазия, даже её фракции, не особенно дружественно настроенные к иностранному капиталу» (Гиндин И.Ф. Банки и экономическая политика России).
Английский экономист Теодор Шанин имел основания считать предвоенную Россию «полуколонией Запада».
Была на политическом поле, находясь несколько в тени, ещё одна сила, независимая от иностранного капитала и конкурирующая с «питерскими космополитами». Это были московские так называемые «ситцевые капиталисты». У них были свои банки и заводы, свои газеты и собственное видение будущего страны. Отечественная текстильная промышленность, берущая начало с крестьянских мануфактур, принадлежавших в основном старообрядцам, развивалась за счёт собственных средств вне влияния иностранных банков. Они не забыли многовековых жестоких преследований за веру со стороны властей. Эта группа, «национальная Россия», сыграла выдающуюся роль в Феврале. В своей газете «Утро России» лидер группы Павел Рябушинский высказался предельно откровенно в отношении режима: «Жизнь перешагнёт труп тормозившего её сословия с тем же равнодушием, с каким вешняя вода переливается через плотину».
Если учесть, что патриархальная старорусская Москва всегда была внутренне оппозиционной к космополитичному Петербургу, то рост экономической мощи москвичей рано или поздно должен был приобрести и политическую направленность. Как выразился известный критик российских порядков маркиз де Кюстин: «Если б великан, именуемый Российской империей, имел сердце, я сказал бы, что Кремль – сердце этого чудовища».
Упомянем и такую мощную группу, которую Александр Солженицын назвал «передовым отрядом, создавшим мир капитала (преимущественно в его финансовых формах)» (Солженицын А.И. Двести лет вместе (1795–1995).). Речь идёт о предпринимателях-евреях. Будучи долгие годы ограниченными в правах, психологически закалённые и спаянные взаимовыручкой, они в чём-то походили на старообрядцев. Чтобы понять реальную силу этой национальной группы, приведём следующие данные, относящиеся к 1870 гг.: «…«пока рубль обернётся у русского 2 раза, он у еврея обернётся 5 раз». У русских купцов – застой, сонность, монополия (например, после изгнания евреев из Киева жизнь там вздорожала). Сила еврейского участия в торговой жизни – в ускорении циркуляции даже самого незначительного оборотного капитала». (Солженицын.)
Что ещё можно определённо сказать о политическом диктате банковского капитала? Повторить вслед за П.Б. Струве, что «одним из устоев нашей конституции» является «внутренняя политическая и финансовая слабость России». Несмотря на силу самодержавия, конституционная «форма неотменима, потому что на ней держится государственный кредит России и тем самым её международная дееспособность». Таким образом, «внедрение демократии» в империи и сами «демократы» были привязаны к политике западных держав.
По свидетельству публициста, бывшего сотрудника С.Ю. Витте И.И. Колышко: «Русские банки времён Витте из объектов истории стали субъектами её».
При этом надо учитывать, что банки сильно отличались друг от друга. Например, деловые структуры старообрядцев Рябушинских резко отличались от бизнеса Гинцбургов, а бизнес Поляковых от тех и других. Этнические евреи Гинцбурги и Поляковы сотрудничали с государством, русские Рябушинские предпочитали держаться в стороне, отрицательно относились к биржевым спекуляциям, предпочитали развивать реальное производство. В этом отношении первые были ближе властям, вторые – дальше.
Гинцбурги разбогатели на винных откупах в Бессарабии, Киевской и Волынской губерниях; они принадлежали к старинному роду раввинов. Получение винных откупов, то есть посреднические операции с властями для получения доли от правительственных сборов с виноторговли, позволили Гинцбургам завязать самые тесные связи с Государственным банком. Деловые связи переплетались с родственными, в том числе с крупными представителями банковского мира России, Германии и Франции – банкирского дома Варбурга, одесского банкирского дома «Е. Ашкенази», французскими финансистами, Э. Ротшильдом.
Основным объектом приложения капиталов банкирского дома Гинцбургов стало Ленское золотопромышленное товарищество. Дивиденды по его акциям были огромны: за 1909/1910 год – 56 процентов. Сокрушающий удар по авторитету имперского правительства был нанесён с его приисков в результате «Ленского расстрела». Требование рабочих об увеличении на треть заработной платы было отвергнуто, его удовлетворение «понизило бы прибыли Товарищества на сумму более миллиона трёхсот тысяч рублей». А за ленскими золотопромышленниками стояли большие силы, не одни только банки, включая Государственный. В создании Товарищества активно участвовали А.И. Вышнеградский (сын бывшего министра финансов, бывший вице-директор особенной канцелярии министерства финансов, член правления Русско-Китайского, Международного коммерческого банков) и А.И. Путилов (председатель правления Русско-Азиатского банка, бывший директор общей канцелярии министерства финансов). Кредитовали Товарищество Учётно-Ссудный банк Персии (Поляковых), Петербургский международный коммерческий банк и его отделение в Варшаве, London Joint Stock Bank, одесские банкирские дома «Давид Рафалович», «Фёдор Рафалович и Ко, «Ефрусси и Ко».
Cреди акционеров «Лена Голдфилдс», которой принадлежало 75 процентов акций Товарищества, были сам С.Ю. Витте (к тому времени уже в отставке) и императрица Мария Фёдоровна (мать Николая II) (Экономическая история России с древнейших времён до 1917 г. 1 т. С. 1216.).
Влиятельность банкиров Гинцбургов особенно подчёркивает следующий факт. Габриель (Гавриил) Гинцбург участвовал в секретной операции, в коммерческом прикрытии продвижения империи на Восток, создании российских лесопромышленных предприятий в Корее (так называемая «Безобразовская клика»), которые по просьбе самого Николая II возглавлял великий князь Александр Михайлович.
Великолепны были попытки Гинцбургов и Поляковых получить в начале 1880-х гг. с помощью правительства концессию на строительство в Болгарии железной дороги София–Рущук и на учреждение в Софии национального банка. Они видели направление внешней политики на Восток, на Балканы, куда указывало повелительное стремление российского зернового и промышленного экспорта.
Самуила Полякова поддержал обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев, передавший Александру III письмо предпринимателя с предложением скрытного приобретения акций турецких и болгарских железных дорог с помощью синдиката банков и при посредничестве голландской биржи. Создание синдиката должно было придать всему делу «вид исключительно частного интереса», «а затем, через некоторое время, с такою же осторожностью и втихомолку русское правительство могло бы приобрести эти акции в свои руки».
Поляков предупреждал, что железные дороги в европейской Турции и Болгарии, находившиеся «в аренде у компании австрийских капиталистов», могут попасть «в английские руки». Железнодорожный делец и предприниматель демонстрировал завидное понимание задач и методов деловой экспансии. «Владеть железными дорогами на Востоке, – писал он, – значит владеть фактически страною. Итак, для нас было бы великою силой, когда бы железные дороги в Турции, Болгарии, Сербии и пр. могли бы быть в русских руках».
Так же упорно двигался в сторону Средней Азии, Балкан, Персии и Китая текстильный магнат Тимофей Саввич Морозов, который не жалел средств на организацию экспедиций по изучению тамошних условий торговли.
Теперь об эффективности финансовой политики империи. В структуре российского вывоза сельскохозяйственные продукты и сырьё составляли огромную долю. В 1906–1910 гг. средняя стоимость хлебного экспорта достигла 435,3 млн. руб., что равнялось почти половине стоимости всего экспорта (41,5 процента). Международный рынок был для России главнейшим, любая его деформация приводила к кризису.
Чтобы укрепить аграрный сектор, премьер-министр Столыпин, проводя реформы, бросил вызов финансовому миру, потребовал, чтобы государственный Крестьянский поземельный банк перешёл в подчинение МВД (Столыпин занимал пост и министра внутренних дел) и выпустил облигационный заём на колоссальную сумму в 500 млн. рублей. И вот чем это закончилось.
Получив землю в результате Столыпинской аграрной реформы, крестьяне напоминали армию без патронов; государству следовало сделать решающий шаг для их поддержки, чтобы уменьшить хищничество перекупщиков и частных банков. Однако чисто «бухгалтерский» подход Министерства финансов, считавшего, что главным является накопление золотого запаса, привело политику Столыпина в тупик.
Если бы замысел был реализован и премьер стал бы экономическим диктатором, жизнь государства пошла бы в новом направлении. По мнению Василия Шульгина, Столыпина убили из-за его попытки вмешаться в финансовые дела.
Чужая война
Тем не менее империя развивалась. Прокладывали железные дороги, вывозили зерно через проливы, организовывали промышленный экспорт в Азию и на Ближний Восток, боролись за рынки, но при этом обращали мало внимания на собственный внутренний рынок, потому что не искали, как обогатить бедное население. Было забыто предостережение канцлера А.М. Горчакова, что для России «расширение территории есть расширение слабости».
Академик М.Н. Покровский разложил предвоенную ситуацию по полочкам: «Империалистская война не была исключительно или даже главным образом русским делом. Русский империализм был на мировом театре второстепенным или даже третьестепенным – а европейскую войну мог развязать только империалистский конфликт первого порядка. Первостепенным было – или казалось – военное могущество России, и это дало последней такое положение в конфликте, которое совершенно не соответствовало её значению экономическому».
Мировая война стала водоразделом между историческими временами. Как символ будущих потрясений надо рассматривать письмо американского посла в Лондоне Пейджа президенту США. Он писал, что «вся Европа (в той мере, в какой выживет) обанкротится, а «мы станем безмерно сильнее финансово и политически».
Впоследствии советский министр иностранный дел Андрей Андреевич Громыко заметил по этому поводу: «Война привела к двум важным изменениям в экономических отношениях между США и другими крупными капиталистическими государствами, и прежде всего Англией… Отныне около двух десятков стран, включая Англию и Францию, оказались в долговой зависимости от Вашингтона. Если в 1914 г. США находились ещё в положении должника, импортируя капиталов на 3,7 млрд. долл. больше, чем вывозили, то из войны они вышли как чистый экспортёр капитала с активным сальдо в 3 млрд. долл. (…) Вудро Вильсон в сентябре 1919 г. прямо заявил, что Первая мировая была для США «промышленной и коммерческой войной» (…) Попытки союзников на Парижской мирной конференции добиться обсуждения с делегацией США вопроса о долгах натолкнулись на твёрдый отказ В. Вильсона. Это был голос страны, которая желала повелевать, а не обсуждать вопрос даже со своими союзниками».
Но так далеко никто не заглядывал. Правда, генерал-майор Е.А. Вандам (Едрихин), военный разведчик и аналитик, с сарказмом замечал: «Плохо иметь англосакса врагом, но не дай Бог иметь его другом!»
Итак, мировая война началась. Когда выявились просчёты в боевом снабжении фронта, на сцену вышли новые фигуры. И прежде всего – генерал от артиллерии Алексей Алексеевич Маниковский, начальник Главного артиллерийского управления. Он встряхнул военную промышленность, казённую и частную, и, выявив огромные коррупционные провалы, встал на защиту государственных интересов. Дело в том, что нужда в вооружении и боеприпасах была настолько безмерной, что к военным заказам ринулась целая армия лоббистов, банкиров, политиков, аристократов. Маниковский вспоминал: В результате «расплодилась масса мелких, немощных в техническом отношении и просто дутых предприятий, поглощающих с поразительной прожорливостью и с ничтожной производительностью всякого рода оборудование, инструментальную сталь, металлы, топливо, транспорт, рабочие руки и технические силы, а также валюту».
Для гарантии исполнения заказов подрядчику из казны следовало выплатить аванс (до 65 процентов от суммы заказа) под обеспечение (если такового не имелось у подрядчика) банка. Банки выдавали гарантии под огромные проценты! Ни о каком качестве продукции теперь говорить не приходилось: «банковская кабала» заставляла экономить на всём.
Военные расходы бешено разгоняли инфляцию, плодили бедность и раздражение населения. Маниковский отмечал, что владельцы частных заводов «безмерно обогатились в самую чёрную годину России».
Союзники по Антанте тоже стремились помочь русскому фронту. Под гарантии английских банков российские военные заказы передавались представителю американского банковского синдиката Моргана, а тот распределял их между американскими фирмами. Англичане как посредники имели огромную выгоду.
В октябре 1916 года правительству был направлен Доклад ГАУ «Программа строительства новых военных заводов», в котором предлагалось начать перестройку российской экономики и ограничить претензии буржуазии. Согласно «Программе» сильное ядро государственных заводов должно составлять основу промышленности в военное время, а после войны – быть регулятором цен и лидером научно-технического развития. Частные заводы должны были укрепляться «ячейками военных производств под контролем ГАУ», что означало ни много ни мало максимальное государственное участие в организации военной промышленности «на основах государственного социализма». «Программа» указывала правительству направление действий: «После войны частная промышленность должна заняться своим прямым делом – работать на великий русский рынок, который до войны заполнялся в значительной степени зарубежными фабриками… Вот поистине благородная задача для нашей частной промышленности – завоевать свой собственный рынок». (Из доклада начальника ГАУ А.А. Маниковского военному министру с программой заводского строительства.)
Идеи Маниковского поддержал начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал Михаил Васильевич Алексеев, который решал ту же проблему. Алексеев, признанный стратег российской армии, был одной из главных фигур Февраля. В конце концов армия со всей своей мощью и политической наивностью повлияла на ход истории.
Мысль о военной диктатуре исходила от начальника ГАУ, который по горло был сыт противоречиями системы. Показательно, что британский военный министр генерал Китченер, самочинно взявший на себя роль распорядителя российских военных заказов, действовал в США через банк Моргана (впоследствии главный бенефициар экономических решений Версальского договора!) и отвергал все попытки представителей ГАУ избавиться от иностранных посредников и напрямую иметь дело с заводами.
Контрразведчики предупреждали
Кроме острейшего кризиса военной промышленности, который разрешался усилиями ГАУ, надвинулись новые – транспортный, снабженческий, торговый и продовольственный.
В донесении Петроградского охранного отделения проанализирована ситуация на продовольственном рынке столицы: спекулятивная практика банков и оптовых торговцев, неудовлетворительная работа железных дорог, коррупция путейских чиновников вызывали бешеный рост цен на продовольствие, резко опережающий инфляцию. Донесение рисует картину нарастающего хаоса и детализирует экономическую практику «мародёров», описывает действия банкиров и купцов.
Достаточно ярко такое настроение охарактеризовывает нам октябрьская записка (1916 г.) Петроградского жандармского управления: «Безудержная вакханалия мародёрства и хищений различного рода тёмных дельцов в разнообразных областях торгово-промышленной и общественно-политической жизни страны, бессистемные и взаимопротиворечивые распоряжения представителей местной администрации, недобросовестность низших агентов власти на местах; и, как следствие всего вышеизложенного, неравномерное распределение продуктов питания и предметов первой необходимости, прогрессирующая дороговизна и отсутствие источников и средств питания у голодающего в настоящее время населения столицы и крупных общественных центров – всё это… определённо и категорически указывает на то, что грозный кризис уже назрел и неизбежно должен разразиться в ту или иную строну».
Угрозы быстро накапливались. В воскресение 5 ноября 1916 года посол Франции Палеолог встретился в Мариинском театре в ложе министра двора с «генералом В.», который по долгу службы находился «в ежедневном контакте с Петроградским гарнизоном». Судя по всему, это был генерал-майор свиты Владимир Николаевич Воейков – дворцовый комендант, зять министра императорского двора В.Б. Фредерикса, председатель Российского олимпийского комитета. Генерал откровенно сообщил, что Петроградский гарнизон «нехорош». В столице и окрестностях было расквартировано не меньше 170 000 человек в запасных частях. Они пребывали в страшной тесноте, безделье, боялись отправки на фронт. Генерал сказал, что следует оставить тысяч сорок человек «из лучших элементов гвардии и 20 000 казаков». Только тогда можно будет «парировать все события». Палеолог закончил эту запись впечатляюще и тревожно: «Он останавливается, губы его дрожат, лицо очень взволнованно. Я дружески настаиваю, чтобы он продолжал. Он сурово продолжает: – Если Бог не избавит нас от революции, её произведёт не народ, а армия».
Повторим: это говорил генерал, ответственный за безопасность императора.
Спецслужбы империи вовремя информировали верхи и даже пытались вести самостоятельную игру. Ничего из этого не вышло. Наоборот, контрпропагандистская кампания в прессе, развязанная банкирами, дискредитировала и эти усилия, и государственную власть.
Тем не менее 22 июня 1916 г. было принято постановление правительства, которое сводилось к сокращению посреднических функций военно-промышленных комитетов, обязательной публикации информации об их деятельности и отмене существовавшего запрета военной цензуре не допускать в печати критики в их адрес. Также был установлен контроль за бюджетами легальных центров оппозиции – Всероссийского земского союза, Всероссийского союза городов и других организаций по призрению больных и раненых воинов. Власть почувствовала не только политическую, но и экономическую угрозу, исходившую от крупного капитала. Так, Министерство путей сообщения планировало помимо казённой добычи угля и нефти расширить собственное машиностроение и создать собственные металлургические заводы. Некоторые заводы были национализированы. Стала осуществляться относящаяся к началу 1914 г. идея ввести пятилетние циклы строительства железных дорог, портов, крупных гидроэлектростанций.
Начав борьбу с монополиями, руководители обороны и военной промышленности подчёркивали неэффективность и коррумпированность существующего порядка управления. 22 октября 1916 г. Министерство торговли и промышленности получило право контроля за торговлей металлами. Был принят закон о секвестре. 12 декабря царь утвердил решение Совета министров о переводе на государственное управление электрических заводов «Сименс и Гальске», «Сименс-Шукерт», «Всеобщей компании электричества». Под государственное управление также перешёл огромный Путиловский завод. «Государственный капитализм» по программе генерала Маниковского набирал обороты.
В конце 1916 г. царь распорядился провести сенатскую ревизию всех отсрочек от воинской службы, полученных представителями Земского союза и Союза городов. Это был внятный сигнал оппозиции, что Николай II на соглашение не пойдёт. Последствием ревизии стал бы массовый призыв в армию сотен и даже тысяч «земгусар», кадровой опоры Земгора.
Другими словами, начались «внутренние военные действия».
Генералы-оппозиционеры
Разумеется, оппозиция не сидела сложа руки. «Незадолго до Февральской революции, – отмечал один из участников Февраля Н.В. Некрасов в своих показаниях в НКВД СССР от 13 июля 1939 года, – начались и росли связи с военными кругами. Была нащупана группа оппозиционных царскому правительству генералов и офицеров, сплотившихся вокруг А.И. Гучкова (Крымов, Маниковский и ряд других), и с нею завязалась организационная связь». Готовилась и специальная группа в селе Медведь, где стояли запасные воинские части. Она-то, судя по всему, должна была сыграть решающую роль в аресте царя. Бывший начальник охраны царя генерал Спиридович уточнял: «Если бы Государь не отрёкся, его убили бы. Так было решено».
Французская военная разведка тоже отслеживала уровень оппозиционности в Петрограде. Её сотрудник, капитан де Малейси отмечал: «…революция была осуществлена не самими революционерами, а монархистами, желавшими лишь отречения самодержца с установлением либеральной опеки при одном из великих князей в качестве регента». Также де Малейси указывал на прямое участие в Феврале британского посла Дж. Бьюкенена, «ни на минуту не покидавшего кулис заговора».
Самоубийство оппозиции
Российская империя была построена дворянами и погублена дворянами. В течение почти двухсот лет, от Петра Великого, сделавшего из них пожизненных «слуг государевых», которых от службы могли освободить только увечье или смерть, до Петра III, освободившего их от обязательной службы, и до Великих реформ, отнявших у них крепостных работников, первое сословие постепенно утрачивало своё главенство. Оно становилось похоже на разбитого параличом родственника, который уже не живёт и ещё не умирает. Потомки героев Полтавы, Бородина, Севастополя в большинстве своём либо превратились в чиновников, либо, заложив и перезаложив свои имения в Дворянском поземельном банке, стали экономическими мертвецами. Смена системы управления назрела. Но каким путём она должна была произойти?
Оппозиционеры уже начали делить министерские портфели.
Однако страна, в которой жили они, оказалась для них непостижимым явлением – она была «необъятным и тёмным мужицким царством с очень слабо развитыми классами, с очень тонким культурным слоем, с царём, сдерживающим это царство и не допускавшим растерзания народом этого культурного слоя» (Бердяев Н.А. Судьба России.)
И всё же нет однозначного ответа на вопрос: был ли Февраль неизбежен? Приведём заключение американского дипломата Дж. Ф. Кеннана, бывшего посланника США в СССР: «В настоящее время наиболее взвешенное мнение (в том числе и автора этой книги) заключается в том, что русская революция была всё-таки достаточно случайным событием, явившись результатом нескольких внезапно совпавших обстоятельств, в стечении которых не просматривается никакой логической связи. Многие из них, если бы не игра случая, могли происходить совершенно иначе…» (Дж. Ф. Кеннан. «Маркиз де Кюстин и его «Россия в 1839 году»).
Внимательный читатель может задать не лишённый логики вопрос: «А разве не большевики разрушили Российскую империю?»
Нет, большевики появились позже, когда империя уже была разрушена и представляла собой территорию соперничества.
rusnardom.ru
Заговор верхов, или Тотальный переворот
Из печати вышла книга известного писателя и историка С.Ю. Рыбаса «Заговор верхов, или Тотальный переворот» («Молодая гвардия»). Впервые в отечественной исторической публицистике в ней дан системный анализ действующих накануне Февраля сил. Это книга о тайных обстоятельствах и фигурах государственного переворота, совершённого политической, финансовой и военной верхушкой Российской империи. Автор рассматривает природу заговора как проблему взаимоотношений общества и власти. По его мысли, последствия и уроки Февраля ощущаются в современной России до сих пор и не могут не учитываться руководством страны.
Деньги взрывают вечность
Что представляла собой Российская империя в начале ХХ века? Она соперничала с другими великими державами – с Германией, Великобританией, Францией, Северо-Американскими Соединёнными Штатами, Австро-Венгрией. Она не самая развитая в промышленном и финансовом плане, её население далеко не самое образованное и состоятельное, её элита не едина. Однако потенциал огромен, темп развития высок, военная мощь колоссальна, внутренний рынок обширен, культурные и научные достижения бесспорны, предпринимательские круги пассионарны, интеллигенция бескорыстна. Власть сосредоточена в руках узкого правящего класса во главе с монархом, что на протяжении всей истории было вынужденым и объяснялось цивилизационными и географическими особенностями страны, необходимостью сохранить её от распада.
К примеру, император Николай I, говоря об особенностях российского управления, отчеканил, имея в виду сразу всё, и климат, и связность территорий: «Расстояния – наше проклятие».
В целом такая картина: огромные пространства, недостаточная связь центра с регионами, постоянная борьба с холодным климатом, скудные почвы и урожаи, сверхнапряжение населения, колоссальные расходы на оборону, сверхцентрализация. Промышленный переворот вызвал к жизни образованный класс, обслуживающий это развитие и ставший конкурентом существующей системе управления.
Финансовых источников развития мало: экспорт сырья и инвестиции иностранного капитала, внешние заимствования. Соответственно, за ними стоят мощные группировки с разными интересами. Всеобъемлющий образ того времени дал философ Пётр Струве: «Деньги, а не натуральный продукт, взрывают покой вечности».
Со времени Великих реформ Александра Второго изменился состав населения империи. В 1860 году в России было около 20 тысяч интеллигентов, к концу века – около 200 тысяч. Эта армия не могла долго оставаться без стратегии, штабов и командиров. Показательно, что простые люди, обслуживавшие царя и царицу, в политическом плане стояли не на стороне монархов, на выборах в Государственную Думу дворцовая прислуга голосовала преимущественно за эсеров. А ведь эсеры были проводниками и боевиками террора.
Но могла ли коронная власть ждать народного согласия на проведение реформ? К примеру, в 1902 году на заседании губернского комитета гродненский губернатор (будущий премьер-министр) Пётр Аркадьевич Столыпин, говоря о модернизации деревни, подчеркнул: «Ставить в зависимость от доброй воли крестьян момент ожидаемой реформы, рассчитывать, что при подъёме умственного развития населения, которое настанет неизвестно когда, жгучие вопросы разрешатся сами собой – это значит отложить на неопределённое время проведение тех мероприятий, без которых немыслимы ни культура, ни подъём доходности земли, ни спокойное владение земельной собственностью».
Экономическая обстановка диктовала необходимость расширения внутреннего рынка для растущей отечественной промышленности, а сделать это можно было, только включив в активную экономическую деятельность народные массы. Не спрашивая их согласия.
Индустриализация же делалась за счёт сельского хозяйства, аграрный сектор облагался налогами в 3–3,5 раза выше, чем промышленный, что уже упиралось в тупик по причине схлопывания внутреннего рынка. Само по себе перекачивание денег в промышленность («капиталистического паразита», по Марксу) было разрушительно для архаичной массовой культуры.
Банки – конкуренты государства
Противоречия между русскими и иностранными финансово-промышленными группами стали одной из причин крушения империи. Здесь надо учесть одно важное обстоятельство: «Российские банки не были продуктом эволюции российской национальной экономики, напротив, именно они подготовили и проложили дорогу этой эволюции» (Эпштейн Е.М. Российские коммерческие банки (1864–1914). Роль в экономическом развитии России и их национализация.)
Крупнейшие контролировались из-за рубежа: Международный банк и Русский банк для внешней торговли – немцами, Петербургский Частный банк, Русско-Азиатский, Азово-Донской – французами. Так, Русско-Азиатский имел сильные позиции в железнодорожном строительстве и машиностроении, судостроении, военной промышленности, нефтедобыче, угольной промышленности, металлургии; «немецкие» банки – в машиностроении, электропромышленности, металлургии, железнодорожном машиностроении, судостроении.
К 1914 году 55 процентов российских ценных бумаг принадлежало иностранному капиталу, что позволяло председателю Совета синдиката «Продуголь», члену Совета министерства торговли и промышленности Н.С. Авдакову считать российский торгово-промышленный капитал как «силу равновеликую правительству».
Между государством и бизнесом шла постоянная борьба. Возьмём так называемое «Дело «Продугля», синдиката, контролируемого французскими банками (75 процентов всей российской угледобычи). Он применял запрещённые методы конкуренции, вплоть до искусственной приостановки производства с целью повышения цен. Конфликт государства и синдиката приобретал системные размеры. «В 1914 году в своих столкновениях с финансовым капиталом правительство уже чувствовало, что, хотя оно и является распорядителем столь привлекательных для финансового капитала казённых денег, но уже далеко не свободным в своих действиях полновластным их хозяином. В отдельных группах буржуазии в это время заходят разговоры о власти. И вот правительство решает дать бой за свой авторитет. Эффект был неожиданный – вокруг «Продугля» под лозунгом «мы можем обойтись без чиновника» сплотилась вся крупная буржуазия, даже её фракции, не особенно дружественно настроенные к иностранному капиталу» (Гиндин И.Ф. Банки и экономическая политика России).
Английский экономист Теодор Шанин имел основания считать предвоенную Россию «полуколонией Запада».
Была на политическом поле, находясь несколько в тени, ещё одна сила, независимая от иностранного капитала и конкурирующая с «питерскими космополитами». Это были московские так называемые «ситцевые капиталисты». У них были свои банки и заводы, свои газеты и собственное видение будущего страны. Отечественная текстильная промышленность, берущая начало с крестьянских мануфактур, принадлежавших в основном старообрядцам, развивалась за счёт собственных средств вне влияния иностранных банков. Они не забыли многовековых жестоких преследований за веру со стороны властей. Эта группа, «национальная Россия», сыграла выдающуюся роль в Феврале. В своей газете «Утро России» лидер группы Павел Рябушинский высказался предельно откровенно в отношении режима: «Жизнь перешагнёт труп тормозившего её сословия с тем же равнодушием, с каким вешняя вода переливается через плотину».
Если учесть, что патриархальная старорусская Москва всегда была внутренне оппозиционной к космополитичному Петербургу, то рост экономической мощи москвичей рано или поздно должен был приобрести и политическую направленность. Как выразился известный критик российских порядков маркиз де Кюстин: «Если б великан, именуемый Российской империей, имел сердце, я сказал бы, что Кремль – сердце этого чудовища».
Упомянем и такую мощную группу, которую Александр Солженицын назвал «передовым отрядом, создавшим мир капитала (преимущественно в его финансовых формах)» (Солженицын А.И. Двести лет вместе (1795–1995).). Речь идёт о предпринимателях-евреях. Будучи долгие годы ограниченными в правах, психологически закалённые и спаянные взаимовыручкой, они в чём-то походили на старообрядцев. Чтобы понять реальную силу этой национальной группы, приведём следующие данные, относящиеся к 1870 гг.: «…«пока рубль обернётся у русского 2 раза, он у еврея обернётся 5 раз». У русских купцов – застой, сонность, монополия (например, после изгнания евреев из Киева жизнь там вздорожала). Сила еврейского участия в торговой жизни – в ускорении циркуляции даже самого незначительного оборотного капитала». (Солженицын.)
Что ещё можно определённо сказать о политическом диктате банковского капитала? Повторить вслед за П.Б. Струве, что «одним из устоев нашей конституции» является «внутренняя политическая и финансовая слабость России». Несмотря на силу самодержавия, конституционная «форма неотменима, потому что на ней держится государственный кредит России и тем самым её международная дееспособность». Таким образом, «внедрение демократии» в империи и сами «демократы» были привязаны к политике западных держав.
По свидетельству публициста, бывшего сотрудника С.Ю. Витте И.И. Колышко: «Русские банки времён Витте из объектов истории стали субъектами её».
При этом надо учитывать, что банки сильно отличались друг от друга. Например, деловые структуры старообрядцев Рябушинских резко отличались от бизнеса Гинцбургов, а бизнес Поляковых от тех и других. Этнические евреи Гинцбурги и Поляковы сотрудничали с государством, русские Рябушинские предпочитали держаться в стороне, отрицательно относились к биржевым спекуляциям, предпочитали развивать реальное производство. В этом отношении первые были ближе властям, вторые – дальше.
Гинцбурги разбогатели на винных откупах в Бессарабии, Киевской и Волынской губерниях; они принадлежали к старинному роду раввинов. Получение винных откупов, то есть посреднические операции с властями для получения доли от правительственных сборов с виноторговли, позволили Гинцбургам завязать самые тесные связи с Государственным банком. Деловые связи переплетались с родственными, в том числе с крупными представителями банковского мира России, Германии и Франции – банкирского дома Варбурга, одесского банкирского дома «Е. Ашкенази», французскими финансистами, Э. Ротшильдом.
Основным объектом приложения капиталов банкирского дома Гинцбургов стало Ленское золотопромышленное товарищество. Дивиденды по его акциям были огромны: за 1909/1910 год – 56 процентов. Сокрушающий удар по авторитету имперского правительства был нанесён с его приисков в результате «Ленского расстрела». Требование рабочих об увеличении на треть заработной платы было отвергнуто, его удовлетворение «понизило бы прибыли Товарищества на сумму более миллиона трёхсот тысяч рублей». А за ленскими золотопромышленниками стояли большие силы, не одни только банки, включая Государственный. В создании Товарищества активно участвовали А.И. Вышнеградский (сын бывшего министра финансов, бывший вице-директор особенной канцелярии министерства финансов, член правления Русско-Китайского, Международного коммерческого банков) и А.И. Путилов (председатель правления Русско-Азиатского банка, бывший директор общей канцелярии министерства финансов). Кредитовали Товарищество Учётно-Ссудный банк Персии (Поляковых), Петербургский международный коммерческий банк и его отделение в Варшаве, London Joint Stock Bank, одесские банкирские дома «Давид Рафалович», «Фёдор Рафалович и Ко, «Ефрусси и Ко».
Cреди акционеров «Лена Голдфилдс», которой принадлежало 75 процентов акций Товарищества, были сам С.Ю. Витте (к тому времени уже в отставке) и императрица Мария Фёдоровна (мать Николая II) (Экономическая история России с древнейших времён до 1917 г. 1 т. С. 1216.).
Влиятельность банкиров Гинцбургов особенно подчёркивает следующий факт. Габриель (Гавриил) Гинцбург участвовал в секретной операции, в коммерческом прикрытии продвижения империи на Восток, создании российских лесопромышленных предприятий в Корее (так называемая «Безобразовская клика»), которые по просьбе самого Николая II возглавлял великий князь Александр Михайлович.
Великолепны были попытки Гинцбургов и Поляковых получить в начале 1880-х гг. с помощью правительства концессию на строительство в Болгарии железной дороги София–Рущук и на учреждение в Софии национального банка. Они видели направление внешней политики на Восток, на Балканы, куда указывало повелительное стремление российского зернового и промышленного экспорта.
Самуила Полякова поддержал обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев, передавший Александру III письмо предпринимателя с предложением скрытного приобретения акций турецких и болгарских железных дорог с помощью синдиката банков и при посредничестве голландской биржи. Создание синдиката должно было придать всему делу «вид исключительно частного интереса», «а затем, через некоторое время, с такою же осторожностью и втихомолку русское правительство могло бы приобрести эти акции в свои руки».
Поляков предупреждал, что железные дороги в европейской Турции и Болгарии, находившиеся «в аренде у компании австрийских капиталистов», могут попасть «в английские руки». Железнодорожный делец и предприниматель демонстрировал завидное понимание задач и методов деловой экспансии. «Владеть железными дорогами на Востоке, – писал он, – значит владеть фактически страною. Итак, для нас было бы великою силой, когда бы железные дороги в Турции, Болгарии, Сербии и пр. могли бы быть в русских руках».
Так же упорно двигался в сторону Средней Азии, Балкан, Персии и Китая текстильный магнат Тимофей Саввич Морозов, который не жалел средств на организацию экспедиций по изучению тамошних условий торговли.
Теперь об эффективности финансовой политики империи. В структуре российского вывоза сельскохозяйственные продукты и сырьё составляли огромную долю. В 1906–1910 гг. средняя стоимость хлебного экспорта достигла 435,3 млн. руб., что равнялось почти половине стоимости всего экспорта (41,5 процента). Международный рынок был для России главнейшим, любая его деформация приводила к кризису.
Чтобы укрепить аграрный сектор, премьер-министр Столыпин, проводя реформы, бросил вызов финансовому миру, потребовал, чтобы государственный Крестьянский поземельный банк перешёл в подчинение МВД (Столыпин занимал пост и министра внутренних дел) и выпустил облигационный заём на колоссальную сумму в 500 млн. рублей. И вот чем это закончилось.
Получив землю в результате Столыпинской аграрной реформы, крестьяне напоминали армию без патронов; государству следовало сделать решающий шаг для их поддержки, чтобы уменьшить хищничество перекупщиков и частных банков. Однако чисто «бухгалтерский» подход Министерства финансов, считавшего, что главным является накопление золотого запаса, привело политику Столыпина в тупик.
Если бы замысел был реализован и премьер стал бы экономическим диктатором, жизнь государства пошла бы в новом направлении. По мнению Василия Шульгина, Столыпина убили из-за его попытки вмешаться в финансовые дела.
Чужая война
Тем не менее империя развивалась. Прокладывали железные дороги, вывозили зерно через проливы, организовывали промышленный экспорт в Азию и на Ближний Восток, боролись за рынки, но при этом обращали мало внимания на собственный внутренний рынок, потому что не искали, как обогатить бедное население. Было забыто предостережение канцлера А.М. Горчакова, что для России «расширение территории есть расширение слабости».
Академик М.Н. Покровский разложил предвоенную ситуацию по полочкам: «Империалистская война не была исключительно или даже главным образом русским делом. Русский империализм был на мировом театре второстепенным или даже третьестепенным – а европейскую войну мог развязать только империалистский конфликт первого порядка. Первостепенным было – или казалось – военное могущество России, и это дало последней такое положение в конфликте, которое совершенно не соответствовало её значению экономическому».
Мировая война стала водоразделом между историческими временами. Как символ будущих потрясений надо рассматривать письмо американского посла в Лондоне Пейджа президенту США. Он писал, что «вся Европа (в той мере, в какой выживет) обанкротится, а «мы станем безмерно сильнее финансово и политически».
Впоследствии советский министр иностранный дел Андрей Андреевич Громыко заметил по этому поводу: «Война привела к двум важным изменениям в экономических отношениях между США и другими крупными капиталистическими государствами, и прежде всего Англией... Отныне около двух десятков стран, включая Англию и Францию, оказались в долговой зависимости от Вашингтона. Если в 1914 г. США находились ещё в положении должника, импортируя капиталов на 3,7 млрд. долл. больше, чем вывозили, то из войны они вышли как чистый экспортёр капитала с активным сальдо в 3 млрд. долл. (…) Вудро Вильсон в сентябре 1919 г. прямо заявил, что Первая мировая была для США «промышленной и коммерческой войной» (…) Попытки союзников на Парижской мирной конференции добиться обсуждения с делегацией США вопроса о долгах натолкнулись на твёрдый отказ В. Вильсона. Это был голос страны, которая желала повелевать, а не обсуждать вопрос даже со своими союзниками».
Но так далеко никто не заглядывал. Правда, генерал-майор Е.А. Вандам (Едрихин), военный разведчик и аналитик, с сарказмом замечал: «Плохо иметь англосакса врагом, но не дай Бог иметь его другом!»
Итак, мировая война началась. Когда выявились просчёты в боевом снабжении фронта, на сцену вышли новые фигуры. И прежде всего – генерал от артиллерии Алексей Алексеевич Маниковский, начальник Главного артиллерийского управления. Он встряхнул военную промышленность, казённую и частную, и, выявив огромные коррупционные провалы, встал на защиту государственных интересов. Дело в том, что нужда в вооружении и боеприпасах была настолько безмерной, что к военным заказам ринулась целая армия лоббистов, банкиров, политиков, аристократов. Маниковский вспоминал: В результате «расплодилась масса мелких, немощных в техническом отношении и просто дутых предприятий, поглощающих с поразительной прожорливостью и с ничтожной производительностью всякого рода оборудование, инструментальную сталь, металлы, топливо, транспорт, рабочие руки и технические силы, а также валюту».
Для гарантии исполнения заказов подрядчику из казны следовало выплатить аванс (до 65 процентов от суммы заказа) под обеспечение (если такового не имелось у подрядчика) банка. Банки выдавали гарантии под огромные проценты! Ни о каком качестве продукции теперь говорить не приходилось: «банковская кабала» заставляла экономить на всём.
Военные расходы бешено разгоняли инфляцию, плодили бедность и раздражение населения. Маниковский отмечал, что владельцы частных заводов «безмерно обогатились в самую чёрную годину России».
Союзники по Антанте тоже стремились помочь русскому фронту. Под гарантии английских банков российские военные заказы передавались представителю американского банковского синдиката Моргана, а тот распределял их между американскими фирмами. Англичане как посредники имели огромную выгоду.
В октябре 1916 года правительству был направлен Доклад ГАУ «Программа строительства новых военных заводов», в котором предлагалось начать перестройку российской экономики и ограничить претензии буржуазии. Согласно «Программе» сильное ядро государственных заводов должно составлять основу промышленности в военное время, а после войны – быть регулятором цен и лидером научно-технического развития. Частные заводы должны были укрепляться «ячейками военных производств под контролем ГАУ», что означало ни много ни мало максимальное государственное участие в организации военной промышленности «на основах государственного социализма». «Программа» указывала правительству направление действий: «После войны частная промышленность должна заняться своим прямым делом – работать на великий русский рынок, который до войны заполнялся в значительной степени зарубежными фабриками... Вот поистине благородная задача для нашей частной промышленности – завоевать свой собственный рынок». (Из доклада начальника ГАУ А.А. Маниковского военному министру с программой заводского строительства.)
Идеи Маниковского поддержал начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал Михаил Васильевич Алексеев, который решал ту же проблему. Алексеев, признанный стратег российской армии, был одной из главных фигур Февраля. В конце концов армия со всей своей мощью и политической наивностью повлияла на ход истории.
Мысль о военной диктатуре исходила от начальника ГАУ, который по горло был сыт противоречиями системы. Показательно, что британский военный министр генерал Китченер, самочинно взявший на себя роль распорядителя российских военных заказов, действовал в США через банк Моргана (впоследствии главный бенефициар экономических решений Версальского договора!) и отвергал все попытки представителей ГАУ избавиться от иностранных посредников и напрямую иметь дело с заводами.
Контрразведчики предупреждали
Кроме острейшего кризиса военной промышленности, который разрешался усилиями ГАУ, надвинулись новые – транспортный, снабженческий, торговый и продовольственный.
В донесении Петроградского охранного отделения проанализирована ситуация на продовольственном рынке столицы: спекулятивная практика банков и оптовых торговцев, неудовлетворительная работа железных дорог, коррупция путейских чиновников вызывали бешеный рост цен на продовольствие, резко опережающий инфляцию. Донесение рисует картину нарастающего хаоса и детализирует экономическую практику «мародёров», описывает действия банкиров и купцов.
Достаточно ярко такое настроение охарактеризовывает нам октябрьская записка (1916 г.) Петроградского жандармского управления: «Безудержная вакханалия мародёрства и хищений различного рода тёмных дельцов в разнообразных областях торгово-промышленной и общественно-политической жизни страны, бессистемные и взаимопротиворечивые распоряжения представителей местной администрации, недобросовестность низших агентов власти на местах; и, как следствие всего вышеизложенного, неравномерное распределение продуктов питания и предметов первой необходимости, прогрессирующая дороговизна и отсутствие источников и средств питания у голодающего в настоящее время населения столицы и крупных общественных центров – всё это... определённо и категорически указывает на то, что грозный кризис уже назрел и неизбежно должен разразиться в ту или иную строну».
Угрозы быстро накапливались. В воскресение 5 ноября 1916 года посол Франции Палеолог встретился в Мариинском театре в ложе министра двора с «генералом В.», который по долгу службы находился «в ежедневном контакте с Петроградским гарнизоном». Судя по всему, это был генерал-майор свиты Владимир Николаевич Воейков – дворцовый комендант, зять министра императорского двора В.Б. Фредерикса, председатель Российского олимпийского комитета. Генерал откровенно сообщил, что Петроградский гарнизон «нехорош». В столице и окрестностях было расквартировано не меньше 170 000 человек в запасных частях. Они пребывали в страшной тесноте, безделье, боялись отправки на фронт. Генерал сказал, что следует оставить тысяч сорок человек «из лучших элементов гвардии и 20 000 казаков». Только тогда можно будет «парировать все события». Палеолог закончил эту запись впечатляюще и тревожно: «Он останавливается, губы его дрожат, лицо очень взволнованно. Я дружески настаиваю, чтобы он продолжал. Он сурово продолжает: – Если Бог не избавит нас от революции, её произведёт не народ, а армия».
Повторим: это говорил генерал, ответственный за безопасность императора.
Спецслужбы империи вовремя информировали верхи и даже пытались вести самостоятельную игру. Ничего из этого не вышло. Наоборот, контрпропагандистская кампания в прессе, развязанная банкирами, дискредитировала и эти усилия, и государственную власть.
Тем не менее 22 июня 1916 г. было принято постановление правительства, которое сводилось к сокращению посреднических функций военно-промышленных комитетов, обязательной публикации информации об их деятельности и отмене существовавшего запрета военной цензуре не допускать в печати критики в их адрес. Также был установлен контроль за бюджетами легальных центров оппозиции – Всероссийского земского союза, Всероссийского союза городов и других организаций по призрению больных и раненых воинов. Власть почувствовала не только политическую, но и экономическую угрозу, исходившую от крупного капитала. Так, Министерство путей сообщения планировало помимо казённой добычи угля и нефти расширить собственное машиностроение и создать собственные металлургические заводы. Некоторые заводы были национализированы. Стала осуществляться относящаяся к началу 1914 г. идея ввести пятилетние циклы строительства железных дорог, портов, крупных гидроэлектростанций.
Начав борьбу с монополиями, руководители обороны и военной промышленности подчёркивали неэффективность и коррумпированность существующего порядка управления. 22 октября 1916 г. Министерство торговли и промышленности получило право контроля за торговлей металлами. Был принят закон о секвестре. 12 декабря царь утвердил решение Совета министров о переводе на государственное управление электрических заводов «Сименс и Гальске», «Сименс-Шукерт», «Всеобщей компании электричества». Под государственное управление также перешёл огромный Путиловский завод. «Государственный капитализм» по программе генерала Маниковского набирал обороты.
В конце 1916 г. царь распорядился провести сенатскую ревизию всех отсрочек от воинской службы, полученных представителями Земского союза и Союза городов. Это был внятный сигнал оппозиции, что Николай II на соглашение не пойдёт. Последствием ревизии стал бы массовый призыв в армию сотен и даже тысяч «земгусар», кадровой опоры Земгора.
Другими словами, начались «внутренние военные действия».
Генералы-оппозиционеры
Разумеется, оппозиция не сидела сложа руки. «Незадолго до Февральской революции, – отмечал один из участников Февраля Н.В. Некрасов в своих показаниях в НКВД СССР от 13 июля 1939 года, – начались и росли связи с военными кругами. Была нащупана группа оппозиционных царскому правительству генералов и офицеров, сплотившихся вокруг А.И. Гучкова (Крымов, Маниковский и ряд других), и с нею завязалась организационная связь». Готовилась и специальная группа в селе Медведь, где стояли запасные воинские части. Она-то, судя по всему, должна была сыграть решающую роль в аресте царя. Бывший начальник охраны царя генерал Спиридович уточнял: «Если бы Государь не отрёкся, его убили бы. Так было решено».
Французская военная разведка тоже отслеживала уровень оппозиционности в Петрограде. Её сотрудник, капитан де Малейси отмечал: «…революция была осуществлена не самими революционерами, а монархистами, желавшими лишь отречения самодержца с установлением либеральной опеки при одном из великих князей в качестве регента». Также де Малейси указывал на прямое участие в Феврале британского посла Дж. Бьюкенена, «ни на минуту не покидавшего кулис заговора».
Самоубийство оппозиции
Российская империя была построена дворянами и погублена дворянами. В течение почти двухсот лет, от Петра Великого, сделавшего из них пожизненных «слуг государевых», которых от службы могли освободить только увечье или смерть, до Петра III, освободившего их от обязательной службы, и до Великих реформ, отнявших у них крепостных работников, первое сословие постепенно утрачивало своё главенство. Оно становилось похоже на разбитого параличом родственника, который уже не живёт и ещё не умирает. Потомки героев Полтавы, Бородина, Севастополя в большинстве своём либо превратились в чиновников, либо, заложив и перезаложив свои имения в Дворянском поземельном банке, стали экономическими мертвецами. Смена системы управления назрела. Но каким путём она должна была произойти?
Оппозиционеры уже начали делить министерские портфели.
Однако страна, в которой жили они, оказалась для них непостижимым явлением – она была «необъятным и тёмным мужицким царством с очень слабо развитыми классами, с очень тонким культурным слоем, с царём, сдерживающим это царство и не допускавшим растерзания народом этого культурного слоя» (Бердяев Н.А. Судьба России.)
И всё же нет однозначного ответа на вопрос: был ли Февраль неизбежен? Приведём заключение американского дипломата Дж. Ф. Кеннана, бывшего посланника США в СССР: «В настоящее время наиболее взвешенное мнение (в том числе и автора этой книги) заключается в том, что русская революция была всё-таки достаточно случайным событием, явившись результатом нескольких внезапно совпавших обстоятельств, в стечении которых не просматривается никакой логической связи. Многие из них, если бы не игра случая, могли происходить совершенно иначе…» (Дж. Ф. Кеннан. «Маркиз де Кюстин и его «Россия в 1839 году»).
Внимательный читатель может задать не лишённый логики вопрос: «А разве не большевики разрушили Российскую империю?»
Нет, большевики появились позже, когда империя уже была разрушена и представляла собой территорию соперничества.
lgz.ru
Заговор верхов
| Заговор верхов | Россия в начале XX века |
| Автор: Рыбас С.Ю. Издательство: Молодая гвардия, 2016 | PDF, 365 страниц, 10.95 МБ Оценка: |
| Эта книга о Феврале 1917 года, тайных обстоятельствах и пружинах государственного переворота, совершенного политической, финансовой и военной верхушкой Российской империи. Автор рассматривает природу заговора как проблему взаимоотношений общества и власти на фоне столкновения внутриэлитных экономических и политических интересов, а также международной конкуренции за доступ к ресурсам и коммуникациям. По его мысли, последствия и уроки Февраля ощущаются в современной России до сих пор и должны учитываться руководством страны. Эту книгу надо рассматривать как комментарий к книгам из серии ЖЗЛ «Столыпин», «Сталин», «Василий Шульгин. Судьба русского националиста». | |
| 1326 mobilnik 24 января 2017 |
| Посетители, находящиеся в группе Гости, имеют ряд ограничений на скачивание книг.После регистрации будут доступны все ссылки для скачивания, а также скрыта реклама на сайте. | |
| Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикаци. | |
www.knidka.info
ЗАГОВОР ВЕРХОВ
| « РОССИЯ В НАЧАЛЕ XX ВЕКА » | |
| ОписаниеЭта книга о Феврале 1917 года, тайных обстоятельствах и пружинах государственного переворота, совершенного политической, финансовой и военной верхушкой Российской империи. Автор рассматривает природу заговора как проблему взаимоотношений общества и власти на фоне столкновения внутриэлитных экономических и политических интересов, а также международной конкуренции за доступ к ресурсам и коммуникациям. По его мысли, последствия и уроки Февраля ощущаются в современной России до сих пор и должны учитываться руководством страны. Эту книгу надо рассматривать как комментарий к книгам из серии ЖЗЛ «Столыпин», «Сталин», «Василий Шульгин. Судьба русского националиста». Ключевые теги: книга, февраль, политическая, заговор, россия, последствие, ресурс, конкуренция, доступ, коммуникация, мысль, страна, шульгин, василев, судьба, русский, националист, сталин, столыпин, руководство, комментарий, рыбас |
| Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии в данной новости. |
www.infanata.info
